Митяй хотел было увезти из ущелья детей, чтобы те пережили суровую зиму в тепле, но обломился. Им и в Первомайске жилось неплохо. Княгиня Ольга, отправлявшаяся в будущий Дмитроград, который им всем ещё только предстояло построить, чтобы в нём поселилось объединённое племя, сказала, что вместо них нужно забрать самых сильных олродов и два десятка охотников, чтобы те поскорее начали ведловать над быками и носорогами, которых следовало превратить в тягловую силу, а дети прекрасно переживут зиму и дождутся весны дома.
Митяя не очень-то волновали проблемы Дениса, но ему нужно было срочно взяться за обучение Ольги. Чтобы не осиротить племя, он оставил в Первомайске Таню. Та уже столько от него нахваталась, что сделалась на редкость ценным кадром. Оставалась с ней мать, получившая новое имя – Раиса, и ещё одна тётка, правда, двоюродная, но с говорящими камнями. А вот Антона и Софью, на которую сразу же положил глаз Олег, хотя та и была старше него на четыре года, Митяй решил забрать с собой, чтобы тоже начать обучать их всяким премудростям. Тем более что брат Тани теперь и сам тянулся к нему.
Обоз у них увеличился. Ольга приказала охотникам привести ещё пару носорогов и запрячь их в большую лодкотелегу, что они и сделали. Всего из Первомайска уезжало сто двадцать семь человек, и через неделю они добрались до Дмитрограда. Там мастера уже завершили строительство двух домов, а потому разместить удалось всех.
Для Митяя наступили горячие деньки, но теперь ему было на кого опереться, да и мастеров он уже успел кое-чему обучить. Прощание с Таней не превратилось для него в проблему, та всё прекрасно понимала. Ольга, хитро улыбаясь, сказала ей, что она разрезала племяннице сдерживающий узел, и когда Митяй приедет в Первомайск, то сразу же станет ясно, хранила она ему верность или нет. Сам же Митяй отнёсся ко всему спокойно, полагая, что Тане есть что и с чем сравнивать, а думать о том, чтобы гульнуть налево, ему не приходилось.
В Дмитроград приехали в основном одни мужчины, и им всем, кроме некоторых счастливчиков, дня сватовства предстояло ждать до весны. Князь Денис на всякий случай предупредил охотников-аларов, что за посягательство на чужих жён те будут строго наказаны, но они в этом плане куда больше боялись княгини Ольги, ведь та могла запросто завязать сдерживающий узел на кого угодно, хоть на носорога. Теперь, когда у большой матери имелись при себе говорящие камни, и не у неё одной, она превратилась в очень грозную ведлу. Правда, ведла эта беспрекословно подчинялась одному-единственному человеку, Митяю, и вот почему. Все восемь ведл с говорящими камнями почему-то решили, что раз он их им дал, то, значит, может, даже не отбирая, просто лишить камни силы, а это было даже пострашнее, чем лишиться жизни. Поэтому дисциплина сначала в обозе, а затем в Дмитрограде была железная.
Через три дня после прибытия в Дмитроград две родственницы и подруга Ольги сели в Шишигу, к которой прицепили лодкотелегу, и Игнат вместе княжичем Михаилом отвёз их в Новокубанск.
Игнат обернулся за неделю, привезя с собой четыре дюжины олродов. Митяю требовались рабочие руки, и эта поездка оказалась весьма своевременной и не последней. В феврале началась такая оттепель, что даже реки местами вскрылись. Зато это позволило начать большое строительство на добрых полтора месяца раньше.
Главный ведл-нефтяник собрал из чугунных отливок здоровенную прямоугольную трубу длиной в двадцать пять метров и большую толоку, которую его ученики-веданы всей толпой опустили на гранитное дно Нефтяной, на месте выхода нефти, и обложили под водой здоровенными каменными блоками. На нижней части трубы Митяй сделал широкие полки, покрыл их двадцатисантиметровым слоем мастики, и, поскольку нефть из-под земли вытекала довольно-таки тёплая, то под весом трубы и каменных блоков та должна была, нагревшись, заполнить собой все неровности и устранить возможные протечки. В верхней части трубы он устроил широкое сливное отверстие и перекрыл её металлической крышей. Вся конструкция возвышалась над рекой почти на семь метров, и уже довольно скоро в большое нефтехранилище, построенное из кирпича, сначала потекла нефть с водой, а затем уже и чистая нефть. Через неделю, открыв задвижку в самом низу нефтехранилища, ведлы-нефтяники осторожно слили воду и вскоре навсегда забыли, что такое нефть, чуть ли не пополам смешанная с водой.
О строительстве нового нефтеперегонного завода речи пока не шло, но гончары изготовили ещё два керамических самовара и первым делом улучшили качество бензина. Параллельно с этим ведлы-керамисты под руководством Митяя построили в феврале, прямо на красных глинищах, кирпичный завод с настоящей туннельной печью, отгороженный высоким забором. Он находился в двенадцати километрах от стены, на другом берегу Нефтяной, и уже в середине марта начал выдавать продукцию, очень нужную для строительства домов и множества новых цехов.
Теперь у него имелось под рукой четыреста двадцать пар рабочих рук, не считая женщин и детей, так что работа продвигалась быстро, а вот обучение не очень. Митяй, однако, не стоял на месте и часто читал лекции новым ученикам. Хотя работы было невпроворот, он не вводил никакой потогонной системы, но сам ушатывался в хлам, пусть уже не физически, а скорее морально. Всё-таки ему было тяжело без Тани. В литейке и в кузнице работа шла чуть ли не в ритме стахановского вальса. Митяй начал строить водяную Шишигу, а к ней в довесок ещё и большую баржу. Оба судна, одно восемнадцати метров в длину, а другое тридцати двух, строились из дерева, причём довольно странным образом – кверху днищем, а рядом с ними изготавливалась стальная, паяная обшивка корпуса из стали пятимиллиметровой толщины. Увы, по-другому он построить суда с обшитыми сталью деревянными корпусами не мог. Паять швы обшивки на дереве означало только одно – устроить пожар на верфи. Проще нахлобучить изготовленную стальную обшивку, подняв её за ребро, проходящее посередине, талями, посадить на мастику, а потом прикрутить к рангоуту с деревянной обшивкой корпуса длинными болтами.
Народу в литейке и кузнице прибавилось основательно, а потому, заменив футеровку, начиная с середины февраля чугун выплавляли из железной руды ежедневно, и теперь в доменку загружалась не только шихта, но и летели чугунные слитки, а также все металлические обрезки и обломки. Обе мартеновских печи, старая и новая, также не простаивали, а поскольку Митяй много времени проводил с металлургами, кузнецами, химиками и нефтяниками, приходя к ним с ноутбуком, а те частенько сами неслись к нему, чтобы срочно ознакомиться с нужной им информацией, то обучение продвигалось вперёд, и он поражался, как быстро ведлы каменного века постигают столь мудрёные науки. Ещё больше он поражался тому, что сам стал разбираться в самых сложных технологических вопросах на порядок лучше. Хотя ни у кого из вчерашних олродов не было говорящих кристаллов, став ведлами, они прогрессировали буквально на глазах. Особенно поражал Митяя Игнат. Этот парень сделался его правой рукой, и сам, без каких-либо дополнительных подсказок, разобрав до последнего винтика маленький токарно-винторезный станок, за месяц изготовил из липы точно такой же, только в пять раз больше размером, по этим моделям отлил все заготовки из отличной стали, а затем довёл их до ума и собрал в отличный станок с патроном на пятьсот миллиметров, так что теперь они могли протачивать на нем не только валы, но и чугунные колёса.
Расплавленный металл подчинялся ему беспрекословно. Дело дошло даже до того, что Игнат научился отливать заготовки не из чугуна, а из стали чуть ли не с ювелирной точностью, и это была всем сталям сталь, именно такая, какая требовалась. Митяй тоже умел проделывать такие трюки, но этот парень его просто поразил. Игнат, в числе прочего, смастерил второго трёхколёсного Ижика, пусть потяжелее первого, но гораздо прочнее и, установив на него стальные колёса, часто мотался по галечникам, вооружившись специально распечатанным для него справочником по минералам. Так он стал ещё и до безобразия пытливым ведлом-геологом.